Жена в придачу, или Самый главный приз  - Ирина Матлак

Олдер предложил составить ему компанию в тренировочном корпусе, но я отказалась. Впервые в жизни предпочла отдых оттачиванию боевых навыков. Заглянув к себе в комнату и переодевшись, я вознамерилась ненадолго прилечь, но стоящий на первом этаже шум катастрофически мешал. В последние дни гулянки у нас стали просто беспробудными, и на такую роскошь, как тишина, рассчитывать не приходилось.

Впрочем, пара тихих мест в гильдии все же была, и одним из них я решила воспользоваться.

– Рут, можно билетик для библиотеки? – спустившись вниз, обратилась я к неизменной опоре всея гильдии.

Оторвавшись от скоростного сортирования бумаг, та недоуменно на меня воззрилась. А затем даже руку мне на лоб положила, проверяя, не начался ли на почве стресса жар.

Я усмехнулась:

– Не умираю, не надейся. Посижу, подышу вековой пылью, на червяков книжных полюбуюсь.

Пусть с изрядной долей удивления, но билет Рута мне все-таки выдала.

Всего библиотек в гильдии было три, и ни одна из них не пользовалась у здешних обитателей популярностью. Даже самая большая, численность книг в которой превышала миллион. Что уж говорить о самой маленькой, старой, по которой давно капитальный ремонт плачет. Забавно, но именно там сохранилась традиция входа по специальным магическим билетам. Вроде как раньше маги читали гораздо больше, чем сейчас, поэтому тамошний библиотекарь переживал, как бы кто-нибудь не спер ценный экземпляр, вот и придумал нехитрую систему входа и выхода.

Сам библиотекарь давно ушел в отставку, его книжное детище стояло пустым и бесхозным, а традиция, поди ж ты, сохранилась. Просто лень всем ее упразднять, да и руки ни у кого не доходят, даже у Руты.

Открыв тяжелую дверь, я приложила билет к специальному углублению, и магическая завеса пропустила меня внутрь. Притащившаяся со мной охрана в лице двух стражей осталась караулить снаружи, как и магокамера, видно принявшая библиотеку за мое личное пространство.

Если мне не изменяла память, в последний раз я была здесь лет десять назад. Не то от кого-то пряталась, не то обдумывала зловещую шалость. С того времени здесь совершенно ничего не изменилось, качественные артефакты от пыли добросовестно исполняли свою работу, и в библиотеке было чисто. Старые книги дремали на дубовых стеллажах, демонстрируя потрепанные корешки, в углу мирно спал камин, не видевший пламени уже много лет, на кресле-качалке виднелся аккуратно сложенный кремовый плед – вот уж не думала, что он по-прежнему здесь…

Я ступила на дорожку солнечного света, медленно прошла вперед, и стук шагов кощунственно вторгся в это царство тишины. Сердце неприятно екнуло. Казалось бы, столько времени прошло, да и не помнила я толком ничего. Только из чужих рассказов и знала, что когда-то мама любила проводить здесь время и часто брала меня с собой.

Наверное, отчасти поэтому библиотекой сейчас совсем никто не пользовался. После смерти мамы отец оградил все, что с ней связано, и тщательно оберегал. Даже ее комнату не стал переделывать – она так и стояла нетронутой и покрытой сложнейшей защитой вот уже шестнадцать лет.

Окна библиотеки выходили на городскую улицу, где спешили по своим делам столичные жители, отстукивали по дороге копыта лошадей, и румяная продавщица зазывала прохожих угоститься жареными пирожками.

Я захотела придвинуть к окну кресло, но едва за него взялась, как тут же замерла, не в силах этого сделать. Менять что-либо здесь казалось неправильным, запретным. И я не стала – устроилась у нерастопленного камина и, неспешно покачиваясь в кресле, задумчиво обвела взглядом книжные стеллажи.

Из головы все не шли мысли о видении. И хотя я знала, что чем больше стараешься вспомнить, тем меньше шансов, что это удастся, контролировать ментальные попытки не могла.

А тем временем головная боль полностью отпустила и напоминала о себе лишь легкой, почти неощутимой тяжестью.

– Все-таки надо было с Олдером идти, – проговорила я про себя, терзаемая угрызениями совести. – Через два дня – состязания на арене, а я тут прохлаждаюсь…

Вопреки стенаниям разума, душе и телу здесь было хорошо. Это место как-то по-особенному успокаивало, умиротворяло, и вскоре недовольный глас разума вместе с бдительной совестью притихли.

Оторвавшись от созерцания книжных полок, я перевела взгляд на висящие на стене полотна. Мама любила живопись, особенно абстрактную – в этом я точно пошла не в нее. Но триптих под названием «Последний сонет», умиротворял. Никогда не замечала, насколько плавные на этих холстах линии, насколько завораживающие мазки, складывающиеся в единое целое. В единую композицию, где каждый смотрящий увидит собственный сюжет…

Удивительно, но не прошло и часа, как я почувствовала прилив сил. Когда-то случайно слышала, что определенное место может оказывать особое воздействие на определенного человека, как бы становясь его личным энергетическим источником. Так вот, после проведенного в библиотеке времени я была склонна в это поверить.

Пробыв в библиотеке еще немного, я уже собралась уходить, когда мой взгляд внезапно зацепился за лежащую на столе книгу. Стол стоял в укромном темном уголке, и я обратила на книгу внимание по чистой случайности.

Это оказалась копия «Дневника» – книги, содержащей имена магов гильдии за несколько веков. Несмотря на примененную к нему магию, позволяющую уместить в одной книге так много информации, «Дневник» все равно был огромным. Такая находка вызвала у меня немалое удивление. Хотя бы потому, что на моей памяти и подлинник, и копия всегда хранились в отцовском кабинете. Вдобавок те же артефакты, что действовали против пыли, поддерживали порядок и в других аспектах – вещи, в том числе книги, в библиотеке всегда возвращались на свои места. Значит, «Дневник» кто-то читал совсем недавно.

В общем-то, ничего удивительного в том, что не так давно кто-то наведался в библиотеку, не было. Не первопроходец же я, в конце концов. Но все же что-то меня насторожило. Возникло какое-то странное чувство, нетерпеливым зудом отозвавшееся между лопаток. А еще непонятно от чего усилилось сердцебиение.

Отогнав неуместное и совершенно необоснованное волнение, я прихватила «Дневник» и вернулась обратно в кресло. Раз уж решила побыть в одиночестве и отдохнуть, не случится ничего страшного, если задержусь здесь еще ненадолго.

Никогда не отличалась сентиментальностью, но сейчас, прикасаясь к истории гильдии, ощущала настоящий трепет. Было что-то невыразимо значимое в том, что скрывали старые, но хорошо сохранившиеся благодаря магии страницы.

«Дневник» был тяжелым и объемным, страницы – плотными и украшенными золотой тисненой рамочкой, где с гербом империи соседствовал символ магических игр. Хотя, правильнее сказать, изначально этот символ являлся олицетворением магии как таковой, а уже после стал применяться в играх.

С первой страницы на меня смотрел основатель. Признать в этом худощавом парнишке старца, которого я недавно встретила в горах, было практически невозможно. Магокамер в то время не существовало, и его портрет был нарисован тушью. Но нарисован настолько реалистично, что его можно было с легкостью принять за фото.